– Если после родов моей жене нужно будет натереть живот ракушкой, – говорит он врачу, – так оно и будет!

Но когда Дэцзя расстилает на приставном столике кусок ткани цвета индиго, кладет на него нож, бечевку и яйцо, а Цзинь достает бумажник и пытается всучить доктору деньги, тот реагирует жестко:

– Я просто пытаюсь позаботиться о вашей жене, сэр. Это лишнее.

Схватки становятся все сильнее. Цзинь продолжает повторять: «Дыши, дыши, дыши», потому что видел это в фильмах. Я люблю его, но в самые тяжелые моменты полагаюсь на Дэцзя. Она помогает мне присесть на корточки. На кровати слишком высоко. Доктор и медсестры пытаются уложить меня, но Дэцзя отталкивает их локтями.

– Помни, что твоя мама говорила о рыбе, – шепчет она мне. – Просто позволь вашему сыну выскользнуть.

Еще один толчок – и все.

– Пожалуйста, дайте мне посмотреть на ребенка! – умоляет доктор. – Я бы хотел прочистить ему дыхательные пути.

– Это мальчик? – спрашиваю я.

Цзинь отвечает, широко улыбаясь:

– Да, мальчик.

Я опускаюсь на матрас, положив ноги по обе стороны от ребенка. Он, конечно, покрыт слизью, но у него густая копна черных волос, его кожа розовая и полная жизни, а между ног – штучка, которая однажды сделает меня бабушкой. Губы Дэцзя шевелятся, пока она беззвучно считает: десять пальцев на ногах, десять пальцев на руках, две руки…

– Кто-нибудь скажет этой женщине, чтобы она подвинулась? – требует врач.

Дэцзя не говорит по-английски, и Цзинь не знает, что должно произойти дальше.

– Минуту… Пожалуйста, – прошу я. – Считается, что ребенок родился только после того, как он трижды заплачет.

Доктор вздыхает и отступает на шаг.

С каждым сильным криком моего ребенка Дэцзя произносит ритуальные слова:

– Первый крик – благословение. Второй крик – призыв души. Третий крик говорит о продолжительности жизни.

Затем она приглашает врача и медсестру подойти. Доктор, позволив Цзиню завязать ниточку, которую мы принесли, под зажимом, перерезает пуповину. Еще один толчок, и «друг ребенка» выходит на свет. Дэцзя протягивает мне яйцо, но я уже забыла о боли родов. Я чувствую усталость и эйфорию. Доктор относит моего мальчика к другому столу, где они с одной из медсестер проверяют его по шкале Апгар. Сын идеален. Когда мне разрешают поднести его к груди, я шепчу ему в лицо:

– Четыре великих духа – это солнце, луна, небо и земля, но ты должен узнать и о младших духах, которые управляют ветром, молнией, водопадами, озерами и источниками. У всего на земле есть душа, даже у рисового зернышка.

Цзинь набирает номер нового мобильного телефона А-ба и передает его Дэцзя, которая объявляет на языке акха: «Теперь у семьи будет дичь». Это означает, что я родила сына. Крики А-ба доносятся через телефон до моей кровати.

Посреди ночи Цзинь выходит, чтобы посмотреть, как нашему малышу делает обрезание доктор Кац, педиатр, – нам порекомендовали его потому, что он принимает много китайских детей. Два утра спустя мы готовы к выписке, но не можем покинуть больницу, пока не сообщим сотруднице имя ребенка, которое полагается вписать в свидетельство о рождении.

– Американское имя – Пол Уильям Чан! – объявляет Цзинь.

Пола в шапочке, которую я сшила, мы укладываем в автокресло и едем домой. Дэцзя поднимается за нами по лестнице и заходит в нашу с Цзинем комнату. Муж откидывает одеяло и взбивает подушки, чтобы я могла отдохнуть вместе с ребенком. Дэцзя кудахчет и ворчит. Но когда Цзинь забирается на кровать рядом со мной, чтобы вместе полюбоваться на лицо нашего малыша, она начинает в волнении метаться из одного конца комнаты в другой.

– Что случилось, Дэцзя? – спрашивает Цзинь.

Она отказывается смотреть на Цзиня и тараторит на акха, чтобы он не понял.

– По нашим правилам муж и жена не могут спать на одной циновке в течение десяти циклов, то есть ста двадцати дней, потому что, если ты снова забеременеешь и в течение года родится еще один ребенок, это будет считаться…

Она так растерялась, что не может закончить фразу. Вспомнив о табу, я проникаюсь печалью. Ребенок, родившийся в течение года после рождения старшего брата или сестры, считается близнецом.

– Дэцзя, иди сюда. – Я похлопываю по матрасу, и она неохотно садится.

– Я понимаю твою тревогу, но я не собираюсь спать отдельно от Цзиня…

– И вы будете… того? – шепчет она.

– Я только что родила!

– Мужчинам запрещено приставать к женам по вышеуказанной причине и чтобы дать жене время восстановиться, – упорствует она, – но мужчина есть мужчина, и десять циклов длятся очень долго…

Я улыбаюсь.

– Не волнуйся. Мы справимся!

Наконец она сдается… ну, почти сдается. Она выходит прогуляться и возвращается с отрезками плюща, добытыми во дворе Рози.

– Я не могу найти волшебную лозу, так что придется обойтись этим.

Дэцзя набрасывает плющ на нашу входную дверь и на дверь в детскую, чтобы отгонять духов, нападающих на малышей. После этого робко возвращается в спальню и из-под рубахи достает прозрачный пластиковый пакет, внутри которого плавает с хлюпающими звуками что-то красное, похожее на длинного угря.

– Я взяла «друга ребенка», когда тот мужик в больнице отвернулся!

– Ты украла мою плаценту? – спрашиваю я, и Цзинь поднимает глаза.

Мой муж, который все это время храбрился, становится белым как полотно, когда Дэцзя небрежно бросает пакет на прикроватную тумбочку.

– Я собираюсь похоронить «друга ребенка» под домом, под тем местом, где у вас семейный алтарь. Нельзя малышу с ним расставаться! И не волнуйтесь. Я возьму на себя ответственность поливать его дважды в день, пока он не завянет!

Позже она возвращается из подвала вся в паутине и пыли.

На следующее утро мы делаем все возможное, чтобы провести церемонию наречения акха. Мне следовало бы купить петуха и принести его в жертву. Вместо этого Цзинь отправляется в мясную лавку в Монтерей-Парке, смотрит, как убивают и чистят курицу, и привозит ее домой. Дэцзя готовит птицу, макает три нитки в каждое блюдо, затем обвязывает их вокруг наших запястий, чтобы мы никогда не разлучались надолго. Потом она берет на руки моего сына и произносит:

– Расти большой! Будь сильным! Не плачь! Пусть твои урожаи будут обильными, а животные – здоровыми!

В имени Цзиня всего один слог, поэтому мы назвали нашего малыша Цзиньба.

– Надеюсь, он будет первым в длинной череде, – говорит Цзинь.

Мое отношение к суевериям акха сильно поменялось с тех пор, как я была маленькой девочкой, из-за них мне пришлось просить помощи у учителя Чжана много лет назад, но, если хотя бы одна из предосторожностей Дэцзя обезопасит Пола, я не буду возражать. И сама